«А в ненастные дни
Собирались они
Часто,
Гнули, мать их ети,
От пятидесяти
На сто».
А. С. Пушкин
Дело было в небольшом тюрингском городке Альтенбурге, что неподалеку от Лейпцига, сереньким ненастным деньком года одна тысяча восемьдесят шестого. Была осень, но уже повсюду веяли, по модному выражению той поры, весенние ветры перестройки. Дородный и очень самодовольный немец подвел группу гостей из «братского СССР» к дверям большого старинного особняка. «Вот! — гордо сказал он. — Перестройка перестройкой, а этого у вас никогда не будет!»
В повидавшем всякие исторические виды особняке располагался старейший в Европе альтенбургский музей игральных карт. Рядом располагалась не менее знаменитая «карточная» фабрика, при которой и родился музей, собравший сотни и тысячи колод едва ли не со всего мира. По колодам можно было спокойно изучить едва ли не всю историю мировой цивилизации, от политики до архитектуры, от техники до музыки, а особо любопытным опытные гиды разъясняли предпочтения тех, кто сии орудия игры рисовал. К примеру, с какой такой радости на «музыкальной» колоде Верди и Вагнер глядят в прямом смысле королями, а бедолага Брамс едва дотянул до валета...
Разложенный в альгенбургских залах «пасьянс» наводил на довольно грустные размышления о судьбе игральных карт в многострадальном Отечестве. Кто не помнит, что при советской власти карты очень даже были, но в то же время их как бы и не существовало. Точнее, числились они в полузапрете. С одной стороны, как сказал поэт, Россия чемоданы облупила, играя в подкидного дурака.Мечтой каждого студента 1970-х были очень дефицитные миниатюрные карты (каждая размером два на три сантиметра), в которые так удобно было резаться на скучной лекции по истории КПСС или политэкономии социализма Они так и звались — «мета студента». А с другой стороны, за любую «пульку» мог вполне законно оштрафовать на вокзале или в вагоне любой милиционер. Понятно, что ни о каких официальных чемпионатах ни по преферансу, ни по висту, ни по бриджу, ни по «подкидному» (как сейчас) и речи быть не могло. И совсем уже невозможно было представить карты в качестве учебного пособия, что давно не в новинку в Европе... Одним словом, имевшие власть «банкометы» открывали сплошь пиковую даму, которая, как известно, означает тайную недоброжелательность.
В те времена никто особо и не скрывал, что в Историческом музее тоже есть свое собрание раритетных карточных колод, собранное в основном стараниями известных коллекционеров Алексея Бахрушина и Петра Щукина. Не столь гигантское, как в Альтенбурге, — всего-то-«навсего» с полтысячи колод. Казалось, долго пылиться ему в запасниках... Дело было не только в идеологических запретах. Просто тот мир, который вставал со страниц «Пиковой дамы» (Пушкина и Чайковского) и «Маскарада», казался ушедшим очень далеко. Так далеко, что многие слова, летевшие со сцены в финале оперы Чайковского, оказывались чужими и незнакомыми. А спросить, что, к примеру, означают термины «пароли», «паролипе», «мирандоль», «темное руте», «септильва», «трентильва», «идти углом» и прочие, было не у кого. Или почему, к примеру, в игорном доме колода могла использоваться один и только один раз...
Однако если бы роковой герой Пушкина и Чайковского случайно попал в наши дни, он обнаружил бы немало для себя интересного в новооткрытой анфиладе залов Исторического музея. Точнее, в зале номер 28, в котором впоследствии разместится экспозиция, посвященная 1812 году. Попадание вполне символичное — многие его герои были очень даже неравнодушны к «фараону». Тому самому, в который играл Герман. Тому самому, который — за неимением в ту пору рулетки -вполне удовлетворял страсть многих молодых и не очень молодых людей к «хождению по краю», к «неизъяснимым наслажденьям» от полета с вершин удач в бездны проигрыша. Русскому характеру всегда ближе были игры, в которых удачу приносит не напряжение ума, а слепая причуда Фортуны.
«Карточная» выставка для Исторического музея — событие заметное, этапное даже. Впервые открытие было поставлено не как банальное разрезание красной ленточки с произнесением приличествующих случаю речей. Впервые для публики был сыгран маленький спектакль — в том числе и участниками гремевшей когда-то на Москве постановки «Пиковой дамы» Льва Михайлова. По углам за настоящими карточными столами сидели самые настоящие же гадалки. Всякий пришедший на открытие несуеверный гость мог получить в подарок большую кружку с заботливо впечатанной вовнутрь «пикой». А уж о познавательном значении экспозиции и толковать нечего. Все европейские политики прошедших веков уютно расселись в карточных «рамках». Естественно, на европейских колодах российским политикам сопутствуют по преимуществу коварные и изменчивые «пики». Небезынтересно узнать, что в старину, к примеру, во Франции с каждой мастью ассоциировалось конкретное сословие, а изначальное количество мастей и карт в колоде отнюдь не случайно: четыре масти соответствуют четырем временам года, а 52 карты — количеству недель в году. И убедиться в том, что «мечта студента» по-прежнему дефицитна — в экспозицию она не попала.
...А также, к сожалению, в том, что альтенбургский немец был прав. Выставка закроется, а постоянная экспозиция, посвященная истории игральных карт (уж о музее и не мечтаю), в России если и появится, то очень нескоро. Так что не зря с карт всех времен столь злорадно осклабилась дама пик...
